Бессмертный - Страница 88

Ворона аж подлетела от неожиданности.

— Г…г-говорящий воротник!!! – прокаркала она. — Неужели такое возможно?!! Баюн тихо захихикал в лапы.

— Злодей злодея чует издалека… — Лисьи глаза загорелись ненавистью. — Так и знала, что ты с Кащеем сговорилась меня со свету сжить!!!

— Так, значит, ты та самая ворона… — пробормотала заинтересованная Яга. — Надо же, небольшой кусок простого сыра, а сколько вокруг него шумихи поднялось… Может, помиритесь, пока не поздно?

— Я с воротниками не разговариваю! — угрюмо каркнула ворона. — Пусть убирается, если хочет…

— Если бы не эта ворона, я до сих пор бы жила в родном лесу…

— И давно бы стала очередным представителем большого семейства вампирообразных! — договорила за нее Яга. — Радуйтесь, что нелегкая понесла вас сюда в такое время, и вы успели спастись!

— Она украла у меня сыр!!!

— Ничего я не крала! Он на земле лежал, я его просто подобрала!

— Это моя добыча!!!

Кот Баюн встал между лисой и вороной и развел лапами. Враги замолчали, гадая, какой финт он выкинет в этот раз.

“По идее, — думала лиса, — коты и лисицы находятся по разные стороны баррикад, но я столько раз его смешила своими попытками сбора кур, что он просто не может перейти на ее сторону!!!”

“По идее, — думала ворона, — вороны и коты находятся по разные стороны баррикад, но мы вдвоем устроились на работу к самым знаменитым злодеям, и Баюн не может этого не учитывать: Кащей из него кошачье рагу сделает, если что!”

Кот, думая примерно то же самое, что и лиса с вороной, предпочел собственный, третий вариант, и разумно остался в стороне, но сделал это так, что ни ворона, ни лиса не зачислили его в число личных врагов.

— Между прочим, — сказал он, — ворона имеет такое же право обижаться на лису, как коршун на ворону! Именно он был первым, кто нес сыр. Какого черта он ему сдался, я и сам не понимаю, но это мелочи. Я хочу сказать, что катализатором навалившихся на вас неприятностей был шустрый воробей с черепом, который сначала отобрал сыр у коршуна, а затем и у вороны! А Патрикеевна, съев его, навлекла на себя проклятия злобного сыродела и пострадала больше всех!

Лиса отшатнулась и ахнула:

— А я ему еще и помогала по доброте душевной…

— Миритесь давайте! — потребовала Яга. — Сами видите, это обычный форс-мажор, вы ни в чем не виноваты…

— Ну конечно, — ответила лиса. — Сначала какие-то лизаторы котов, а потом вообще обычное невесть что с палочкой посередине. Мелочи!

— Уговаривать не буду! — пообещала Яга. — Но неприятности обещаю!

Ворона помолчала, потом хмуро прокаркала:

— Слышь, воротник… Не будешь тырить мою еду, будем жить мирно. Обещаю.

— Да? — Лиса глубоко вздохнула. — Ладно, если ты накроешь на стол не только кошачьему и Яге, но и мне миску наполнишь вкуснятиной, то я подумаю!

— Вот и отлично! А кто старое помянет, тому набьем его злобную рыжую морду! — подвел черту Баюн. — И еще… Ой!!!

Мощнейший удар задней лапой, и кот с громким мяуканьем влетел в открытые ворота. Лиса выпятила грудь и величаво прошагала в замок. Следом вошла Яга, замыкала шествие ворона.

Ворота медленно закрылись.

Несколько дней спустя…

— Отпусти мой хвост, мелочь пузатая!!! – кричала лиса на чистом русском языке, несясь по коридорам замка с вцепившимся в ее многострадальный хвост четырехлетним мальчуганом. Тот радостно смеялся, скользя в шерстяных носках по гладким полам и размахивая правой рукой, представляя себя ямщиком.

Кот, сидевший неподалеку от места событий, — лиса периодически пробегала мимо него, всякий раз вопя, как недорезанная, — повернул умиленную мордочку к вороне и промурлыкал:

— Дети ее любят…

Последнее радовало его больше всего: найденная в заброшенных домах малышня первое время чуралась хищницы и обращала всю свою любовь на привычного им кота, то заглаживая его до полусмерти, нетерпеливо выдергивая друг у друга, то обиженно дергая за хвост, когда он подходил к другому малышу. Мучения кота продолжались до тех пор, пока умиравшая от смеха лиса, наблюдавшая за кошачьими невзгодами, не услышала восторженное детское: “Ой! Лыжая лошадка!!!” — и не увидела, как взоры детишек переключаются на нее, а сами детишки бросают измученного кота, стремительно набирают обороты и наперегонки бегут прямо к ней.

С той поры кота позабыли. Лиса поклялась страшно отомстить тому, кто прокричал “лыжая лошадка”, но до сих пор не услышала знакомых интонаций ни у одного ребенка. Откуда ей было знать, что так ее обозвал сам измученный кот, три ночи подряд до потери пульса вырабатывавший у себя детское произношение.

По вечерам Баюн рассказывал детям сказки. Ворона по его просьбе навешала в переоборудованной в детскую спальню цепей из золотого запаса Кащея, по которым он и ходил туда-сюда, не переставая изливать на слушателей ушаты сказочных событий и радуясь, что находится вне пределов их досягаемости. Ворона тихо каркала в тот момент, когда засыпал последний малыш, кот тут же закруглялся и уходил на ночную охоту, отдыхая от праведных трудов. Лиса, за день наматывавшая не один десяток километров, дрыхла в очередном укромном уголке, слабо надеясь на то, что “вот теперь-то меня точно не найдут!”.

Яга в этот процесс не вмешивалась, переложив всю ответственность за воспитание подрастающего поколения на звериный (и несколько озверевший от такой жизни) мир, считая это достаточной платой за обучение человеческому языку.

В ее собственные задачи входил поиск выживших, и первые дни оказались удачными на находки. Как и предполагал Кащей, некоторые родители хорошо прятали своих детей. И, хотя ни одного человечка старше шести лет пока не попалось, Яга не теряла надежды найти кого-нибудь постарше: ей требовалось много помощников, среди которых оказались прибывшие в замок царевичи. Они, увидев шумную толпу детишек и ужаснувшись, сразу же приготовились отправиться хоть на край света в поисках выживших, оставив в роли воспитательницы Марию, которой пришлось позабыть про изучение волшебных предметов и целиком посвятить себя подрастающему поколению. Детишки, пришедшие в неописуемый восторг оттого, что ими занимается сама царевна, особых проблем ей не доставляли, по-прежнему отрываясь на лисе. Последняя вынужденно терпела неудобства только из-за обильной кормежки любимыми курами, но была готова в любой момент передать свое “счастье” кому-нибудь другому.